Народные Русские Сказки

собранные Александром Афанасьевым

Вор

Жил-был старик со старухою; у них был сын, по имени Иван. Кормили они его, пока большой вырос, а потом и говорят:

—  Ну, сынок, доселева мы тебя кормили, а нынче корми ты нас до самой смерти.

Отвечал им Иван:

—  Когда кормили меня до возраста лет, то кормите и до уса.

Выкормили его до уса и говорят:

—  Ну, сынок, мы кормили тебя до уса, теперь ты корми нас до самой смерти.

—  Эх, батюшка, и ты, матушка,— отвечает сын,— когда кормили меня до уса, то кормите и до бороды.

Нечего делать, кормили-поили его старики до бороды, а после и говорят:

—  Ну, сынок, мы кормили тебя до бороды, нынче ты нас корми до самой смерти.

—  А коли кормили до бороды, так кормите и до старости!

Тут старик не выдержал, пошел к барину бить челом на сына.

Призывает господин Ивана:

—  Что ж ты, дармоед, отца с матерью не кормишь?

—  Да чем кормить-то? Разве воровать прикажете? Работать я не учился, а теперь и учиться поздно.

—  А по мне как знаешь,— говорит ему барин,— хоть воровством, да корми отца с матерью, чтоб на тебя жалоб не было!

Тем временем доложили барину, что баня готова, и пошел он париться; а дело-то шло к вечеру. Вымылся барин, воротился назад и стал спрашивать:

— Эй, кто там есть? Подать босовики!

А Иван тут как тут, стащил ему сапоги с ног, подал босовики; сапоги тотчас под мышку и унес домой.

—  На, батюшка,— говорит отцу,— снимай свои лапти, обувай господские сапоги.

Наутро хватился барин — нет сапогов; послал за Иваном:

—  Ты унес мои сапоги?

—  Знать не знаю, ведать не ведаю, а дело мое!

—  Ах ты, плут, мошенник! Как же ты смел воровать?

—  Да разве ты, барин, не сам сказал: хоть воровством, да корми отца с матерью? Я твоего господского приказу не хотел ослушаться.

—  Коли так,— говорит барин,— вот тебе мой приказ: украдь у меня черного быка из-под плуга; уворуешь — дам тебе сто рублей, не уворуешь — влеплю сто плетей.

—  Слушаю-с!—отвечает Иван.

Тотчас бросился он на деревню, стащил где-то петуха, ощипал ему перья—и скорей на пашню; подполз к крайней борозде, приподнял глыбу земли, подложил под нее петуха, а сам за кусты спрятался.

Стали плугатари вести новую борозду, зацепили ту глыбу земли и своротили на сторону; ощипанный петух выскочил и что сил было побежал по кочкам, по рытвинам.

—  Что за чудо из земли выкопали!—закричали плугатари и пустились вдогонку за петухом.

Иван увидал, что они побежали как угорелые, бросился сейчас к плугу, отрубил у одного быка хвост да воткнул другому в рот, а третьего отпряг и увел домой.

Плугатари гонялись, гонялись за петухом, так и не поймали, воротились назад: черного быка нет, а пестрый без хвоста.

—  Ну, братцы, пока мы за чудом бегали, бык быка съел; черного-то совсем сожрал, а пестрому хвост откусил!

Пошли к барину с повинною головою:

—  Помилуй, отец, бык быка съел.

—  Ах вы, дурачье безмозглое,— закричал на них барин,— ну где это видано, где это слыхано, чтоб бык да быка съел? Позвать ко мне Ивана!

Позвали.

—  Ты быка украл?

—  Я, барин.

—  Куда ж ты девал его?

—  Зарезал; кожу на базар снес, а мясом стану отца да мать кормить.

—  Молодец,— говорит барин,— вот тебе сто рублей. Но украдь же теперь моего любимого жеребца, что стоит за тремя дверями, за шестью замками; уведешь— плачу двести рублей, не уведешь — влеплю двести плетей!

—  Изволь, барин, украду.

Вечером поздно забрался Иван в барский дом; входит в переднюю — нет ни души, смотрит — висит на вешалке господская одежа; взял барскую шинель да фуражку, надел на себя, выскочил на крыльцо и закричал громко кучерам и конюхам:

—  Эй, ребята! Оседлать поскорей моего любимого жеребца да подать к крыльцу.

Кучера и конюхи признали его за барина, побежали в конюшню, отперли шесть замков, отворили трое дверей, вмиг все дело исправили и подвели к крыльцу оседланного жеребца. Вор сел на него верхом, ударил хлыстиком — только и видели!

На другой день спрашивает барин:

—  Ну, что мой любимый жеребец?

А он еще с вечера выкраден. Пришлось посылать за Иваном.

—  Ты украл жеребца?

—  Я, барин.

—  Где ж он?

—  Купцам продал.

—  Счастлив твой бог, что я сам украсть велел! Возьми свои двести рублей. Ну, украдь же теперь керженского наставника.

—  А что, барин, за труды положишь?

—  Хочешь триста рублей?

—  Изволь, украду!

—  А если не украдешь?

—  Твоя воля; делай, что сам знаешь. Призвал барин наставника.

—  Берегись,— говорит,— стой на молитве всю ночь, спать не моги! Ванька-вор на тебя похваляется.

Перепугался старец, не до сна ему, сидит в келье да молитву твердит.

В самую полночь пришел Иван-вор с рогозиным кошелем и стучится в окно.

—  Кто ты, человече?

—  Ангел с небеси, послан за тобой унести живого и рай; полезай в кошель.

Наставник сдуру и полез в кошель; вор завязал его, поднял на спину и понес на колокольню. Тащил, тащил.

—  Скоро ли? — спрашивает наставник.

—  А вот увидишь! Сначала дорога хоть долга, да гладка, а под конец коротка, да колотлива.

Втащил его наверх и спустил вниз по лестнице; больно пришлось наставнику, пересчитал все ступеньки!

—  Ох,— говорит,— правду сказывал ангел: передняя дорога хоть долга, да гладка, а последняя коротка, да колотлива! И на том свете такой беды не знавал!

—  Терпи, спасен будешь!—отвечал Иван, поднял кошель и повесил у ворот на ограду, положил подле два березовых прута толщиною в палец и написал на воротах: «Кто мимо пройдет да не ударит по кошелк' три раза — да будет анафема проклят!»

Вот всякий, кто ни проходит мимо,— непременно стегнет три раза. Идет барин:

—  Что за кошель висит?

Приказал снять и его развязать. Развязали, а оттуда лезет керженский наставник.

—  Ты как сюда попал? Ведь говорил тебе: берегись, так нет! Не жалко мне, что тебя прутьями били, а жалко мне, что из-за тебя триста рублей даром пропали!

***

Жил старик со старухою; народился у них сын Матроха, стал подрастать, стала мать говорить старику:

— Поведи сына, отдай куда-нибудь в науку!

Старик собрался и повел сына в город; идут они дорогою и попадается им навстречу мужик:

—  Здорово, старичок! Зачем идешь, куда путь держишь?

—  Да вот, родимый, сына в город веду, в науку отдавать хочу.

—  Отдай его мне, добру научу.

—  А ты какому мастерству знаешь?

—  Я — ночной портной: туда-сюда стегну, шубу с кафтаном за одну ночь сошью.

—  Ах, родимый, мне такого и надобно,— говорит старик, и отдал ему сына.

Как воротился домой, старуха спрашает:

—  Ну что, старик?

—  Слава тебе господи! Отдал сынка к ночному портному в ученье, да еще какой мастер выискался: туда-сюда стегнет, за одну ночь шуба с кафтаном явится!

—  Ну ладно,— говорит старуха,— дай бог, чтоб наука впрок пошла!

Ночной портной привел Матроху к себе в дом, дождался вечера и говорит ему:

—  Ну, теперь пойдем на раздобытки!

—  Куда? — спрашивает Матроха.

— Да есть у меня на примете вдова; заберемся к ней да пообчистим клети.

—  Эх, ты! Вдова — бедный человек, у ней все трудовое; пойдем лучше к богатому генералу.

—  И то дело!

Вот и пошли; Матроха захватил с собою целую вязку соломы, и как только подошли к генеральскому дому, сейчас обернулся в солому, перепрыгнул через забор и подкатился прямо к крыльцу.

Стоят два дворника; один говорит:

—  Вишь, солома катится! А другой:

—  Пускай катится, где-нибудь да остановится; завтра утром уберем.

Матроха выждал время, выскочил из соломы и забрался в хоромы; наглел генеральский халат и фуражку, нарядился, вышел на крыльцо и крикнул дворникам:

—  Что, ребята, холодно нынче?

—  Холодно, ваше превосходительство.

—  А про воров не слышно?

—  Нет, ничего не слыхать.

—  А коли не слыхать, так ступайте себе с богом спать.

Дворники ушли в кухню, а Матроха отпер ворота, впустил своего учителя, и принялись вдвоем за работу: стали замки ломать, амбары вычищать; забрали все, что получше, да и были таковы!

Дошло до дележа; ну, знамое дело — не поладили, не захотел Матроха быть под началом и воротился к отцу, к матери; стал он красть-воровать, на все стороны обирать; пошла об нем слава по всему околотку.

Присылает за ним генерал и говорит:

—  Сказывают про тебя, что ты славный вор! Покажи свое мастерство, украдь моего лучшего вороного коня; если украдешь — плачу тебе сто рублев, а на воровстве попадешься — твоя спина в ответе. Согласен?

—  Согласен, отчего не украсть.

—  Когда ж воровать придешь?

—  Да зачем откладывать? Нынешнюю ночь приду. Генерал собрал конюхов и накрепко приказал беречь: одного посадил верхом на коня, другому велел за узду держать, третьему за хвост, а двух у дверей поставил.

Матроха тоже не промах, себе на уме; купил ведро водки, поставил у самой конюшни, обвертелся-обвязался соломою и лег возле.

—  Братцы!—говорит один караульщик.— Надо обойти кругом конюшни да поглядеть, не видать ли вора?

—  Ну что ж, поди, погляди; у дверей пока один постоит.

Вышел караульщик и стал присматриваться; видит— солома валяется, поднял всю связку и снес в конюшню.

—  Вишь,— говорит,—прибрать позабыли! Потом усмотрел полное ведро водки.

«Верно,— думает,— кто-нибудь из кабака унес да здесь припрятал: добро ж, мы и сами с усами, сумеем выпить!»

Притащил ведро в конюшню:

—  Братцы! Бог находку послал.

Выпили конюхи по стакану — хорошо, выпили по другому — еще лучше, и давай пить-опорожнять дочиста; напились пьяны и заснули как убитые.

Матроха только этого и ждал, вылез из соломы и принялся за работу: обрезал у лошади хвост и повода; конюха, что верхом сидел, снял вместе с седлом и посадил на перекладину, отворил ворота и увел коня.

Ранехонько утром проснулся генерал и бросился поскорей в конюшню: смотрит — дверь растворена, караульщики спят: один держит обрезанные повода, другой — обрывок лошадиного хвоста, третий на перекладине очутился, а лучшего вороного коня как не бывало.

—  Ах вы, мошенники! —закричал на них генерал. Караульщики разом проснулись от его грозного голоса, пали на колени и повинились в своей вине. Пошел генерал к старику на двор; а старик сидит у ворот на завалинке, греется на солнышке.

—  Здорово, старик! Что твой сынок?

—  Матрошит помаленьку; вот нынешню ночь коня привел — такого славного, видного!

—  Экой плут! На, отдай ему сто рублев да скажи, чтоб ухитрился, украл у меня весь прибор со стола; коли украдет—другую сотню пожалую, а нет — так спиной расплатится!

—  Хорошо,— говорит,— скажу.

На другой день собрались к генералу гости; а Матроха выпачкал себе рожу сажею, привязал к голове бараньи рога, забрался в генеральские хоромы и залез за печку. Только стали гости за обед садиться, он как выскочит, как побежит по горницам. Гости за ним, генерал за гостями, слуги за генералом.

—  Черт, черт!—кричат все в один голос.

Шум, гам, беготня в доме, а старик по уговору с сыном, бросился из передней прямо к столу, забрал весь прибор и унес к себе.

Воротился генерал, глядь — не видать на столе ни ложки, ни плошки! И черта не поймал, и прибор потерял. Пошел к старику на двор; опять сидит он на завалинке да греется на солнышке.

—  Здорово, старик! Что твой сынок?

—  Слава богу, матрошит помаленьку; вот сейчас притащил целый ворох блюд, ножей да ложек; будет на чем пообедать!

Заплатил генерал сто рублев и не захотел больше ведаться со стариковым сыном.