Народные Русские Сказки

собранные Александром Афанасьевым

Народные анекдоты

Раз зимою ехали по Волге-реке извозчики. Одна лошадь заартачилась и бросилась с дороги в сторону; извозчик тотчас погнался за нею и только хотел ударить кнутом, как она попала в майну и пошла под лед со всем возом.

— Ну, моли бога, что ушла,— закричал мужик,— а то я бы нахлестал тебе бока-то!

***

Поехал молодой мужик на промыслы, а жена пошла его провожать; прошла с версту и заплакала.

—  Не плачь, жена, я скоро приеду.

—  Да разве я о том плачу? У меня ноги озябли!

***

Прибили одного дурня ночью, и стали ему на другой день смеяться.

—  Ну,— говорит он,— молите бога, что ночь была светлая; а то я выкинул бы вам штуку!

—  Какую, скажи, пожалуй?

—  Я бы спрятался!

***

Трое прохожих пообедали на постоялом дворе и отправились в путь.

—  А что, ребята, ведь мы, кажется, дорого за обед заплатили?

—  Ну, я хоть и дорого заплатил,— сказал один,— зато недаром!

—  А что?

—  А разве вы не приметили? Только хозяин засмотрится, я сейчас схвачу из солоницы горсть соли, да в рот, да в рот!

***

Овдовел мужик, пришлось самому хлебы ставить. Вот он замесил в деже тесто и вышел куда-то. В сумерках воротился, хотел было вздуть огонь, как услышал, что кто-то пыхтит; а это хлебы кисли. «Недавно,— думает себе,— ушел, а кто-то уж забрался в избу!»—и впотьмах наступил на кочергу. Она ударила его в лоб, он закричал:

—  Сделай милость, не дерись, ведь я тебе ничего не сделал!—а сам ну пятиться вон из избы.

На беду, нога разулась, и мужик при выходе прихлопнул оборку дверью и упал.

—  Батюшка, отпусти! Не держи меня, право слово—ничего тебе не сделаю!

***

Богатый купец часто зазывал к себе всяких людей, поил, кормил, угощал; только коли кто скажет ему противное — того непременно поколотит.

Раз зазвал он к себе ямщика. Тот отпряг лошадей, вошел в хоромы и после долгого угощения сказал: — Довольно, хозяин! Мне пора ехать. Купец давай его бить, так что ямщик едва вырвался и стал запрягать лошадей. Купец за ним. Ямщик нарочно начал дугу вкладывать кольцом назад. Купец закричал:

—  Не так вкладываешь!

А ямщик давай его бить да приговаривать:

—  Не твое дело указывать! Не твое дело указывать!

***

Какой-то мужик купил полуштоф вина, выпил зараз — ничего; купил еще косушку— все не пьян; выпил еще шкалик — и опьянел. И начал тужить:

— Зачем покупал я полуштоф да косушку? Лучше б прямо купил шкалик—с него б меня и так разобрало!

***

Один мужичок охотник был драться; зазвал к себе в гости мужика, велел хозяйке собрать на стол, велит гостю садиться за стол. Тот отговаривается:—Что ты, Демьян Ильич, беспокоишься напрасно?

Демьян Ильич ему плюху, да и по щеке, и говорит:

—  В чужом доме хозяина слушай!

Тому нечего делать, сел за стол, потчует его; он ест. Хозяин начал рушать хлеба много. Мужик и говорит:

—  Куда ты, Демьян Ильич, столько хлеба нарушиваешь?

Демьян Ильич и другу ему чику.

—  Не указывай,— говорит,— в чужом доме! Делай то, чего хозяин велит.

Мужик не рад стал: ежели потчует — не ест, не слушает Демьяна. Тот его бьет да приговаривает:

—  В чужом дому хозяина слушай!

На эту пору ниоткуда возьмись — другой детина, только в невзрачной лопотине, а парень бойкий, без спросу отворяет ворота, заезжает в ограду; а Демьян вышел на крыльцо, кланяется:

—  Милости просим, милости просим!—Охота и этого побить!

Детина — неробкий, снимает шапку и говорит:

— Извини, Демьян Ильич, я не спросился — заехал.

—  Ничего, ничего! Милости просим в избу. Детина вошел. Хозяин и его садит за стол, жене велит ставить ествов, нести хлеба, так и потчует! А детина ест да ест, не перечит. Демьян сколько ни бился—детина ни в чем не перечит: не удалось ему ударить.

Он и пошел на проделки, вынес хорошее, самое

лучшее платье, говорит детине:

— Скидай то, надевай вот это!

Думает сам: «Ужо-де отпираться станет, я его выколочу». Детина не прекословит, надевает. Демьян то, другое подсунет; детина все не спорит.

Вывел хорошую лошадь, обседлал в лучшее седло, надел добру узду и говорит детине:

—  Садись на мою лошадь; твоя-то худая! Ужо да не станет ли перечить? Детина сел. Демьян велит ехать; тот молчит, понужил лошадь, выехал из ограды и говорит:

—  Прощай, Демьян! Не черт пихал, сам попал! И уехал—поминай как звали: только и было! Демьян посмотрел вслед, хлопнул руками, да и сказал:

—  Ну, видно, нашла коса на камень! Дурак же

я—хотел побить, да лошадь и пробил!

Может, лошадь-то со сбруей-то сот полуторых стоила.

***

Жил-был барин; вышел однажды на базар и купил себе канарейку за пятьдесят рублей. Случилось быть при этом мужику; пришел мужик домой и говорит своей бабе:

—  Знаешь ли что, жена?

—  А что?

—  Ходил я сегодня на базар; там был и барин, и купил он себе малую пташку—пятьдесят рублей заплатил. Дай-ка я понесу к нему своего гусака: не купит ли?

—  Понеси!

Вот взял мужик гусака и понес к барину. Приносит:

—  Купи, барин, гусака.

—  А что стоит? — спросил барин.

—  Сто рублей.

—  Ах ты, болван!

—  Да коли ты за малую пташку не пожалел пятидесяти, так за эту и сотня дешево!

Барин рассердился, прибил мужика и отобрал у него гуся даром.

—  Ну, ладно,— сказал мужик,— попомнишь ты этого гусака!

Воротился домой, снарядился плотником, взял в руки пилу и топор и опять пошел; идет мимо барского дома и кричит:

—  Кому теплы сени работать? Барин услыхал, зовет его к себе:

—  Да сумеешь ли ты сделать?

—  Отчего не сделать; вот тут неподалечку растет теплый лес: коли из того лесу да выстроить сени, то и зимой топить не надо.

—  Ах, братец,— сказал барин,— покажи мне этот лес поскорее.

—  Изволь, покажу. Поехали они вдвоем в лес.

В лесу мужик срубил огромную сосну и стал ее пластать на две половины; расколол дерево с одного конца и ну клин вбивать, а барин смотрел, смотрел, да спроста и положил руку в щель. Только он это сделал, как мужик вытащил клин назад и накрепко защемил ему руку. Потом взял ременную плетку и начал его дуть да приговаривать:

—  Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери гусака!

Уж он его дул, дул! Вволю натешился и сказал:

—  Ну, барин, бил я тебя раз, прибью и в другой, коли не отдашь гусака да сотню рублей в придачу.

Сказал и ушел, а барин так и пробыл до вечера: дома-то поздно хватились его, да пока нашли да из тисков высвободили — времени и многонько ушло!

Вот барин захворал, лежит на постели да охает; а мужик нарвал трав, цветов, обтыкался ими кругом, обрядился дохтуром и опять идет мимо барского двора и кричит:

—  Кого полечить? Барин услыхал, зовет его:

—  Ты что за человек?

—  Я дохтур; всякую болезнь снимаю.

—  Ах, братец, пожалуйста, вылечи меня!

—  Отчего не вылечить? Прикажи истопить баню. Тотчас вытопили баню.

—  Ну,— говорит мужик барину,—пойдем лечиться; только никого не бери с собой в баню, бойся дурного глаза!

Пошли они вдвоем в баню; барин разделся.

—  А что, сударь,— спрашивает дохтур,— стерпишь ли, коли в этаком жару начну тебя мазью пачкать?

—  Нет, не стерпеть мне!—говорит барин.

—  Как же быть? Не велишь связать тебя?

—  Пожалуй, свяжи.

Мужик связал его бечевою, взял нагайку и давай валять на обе корки. Уж он валял, валял, а сам приговаривал:

—  Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери гусака!

После, уходя, сказал:

—  Ну, барин, бил я тебя два раза; прибью и в третий, коли не отдашь гусака да двух сотен рублей на придачу.

Барин еле жив из бани вылез, не захотел ожидать третьего раза и отослал мужику и гусака и двести рублей.

***

Жил-был купец; у него был сын. Вот однажды посылает он сьша в нижние города товары закупать и на прощанье наказывает:

— Смотри же, сынок, будь умен да рассудлив, с рыжим да с красным не связывайся!

Поехал купеческий сын в путь-дорогу. День-то был морозный; вот он прозяб и заехал в кабак обогреться; входит — за стойкою сидит рыжий целовальник.

—  Налей-ка мне,— говорит ему купеческий сын,— стакан доброй наливки.

Выпил стакан наливки, и больно пришлась она ему по вкусу:

—  Вот наливка, так наливка! Ста рублев стоит!

Налей-ка еще.

Выпил в другой раз — еще лучше показалась:

—  Ну, брат, этот стакан двух сот стоит.

А целовальник себе на уме: какую цену сказывал купеческий сын, ту и на стенку записывал. Пришло дело до расчета.

—  Сколько тебе? — спрашивает купеческий сын.

—  Триста рублев.

—  Что ты, белены объелся? Экую цену заломил!

—  Не я заломил, ты же сам назначил, да теперь назад пятишься. Только, брат, от меня не отвертишься; коли не заплатишь — с двора не спущу!

Нечего делать, заплатил купеческий сын триста рублев, поехал дальше и думает сам с собою: «Вот она правда-то! Водись после того с рыжими да с красными! Недаром отец наказывал; родительское слово пустяшное не бывает».

На ту самую пору попадается навстречу рыжий мужик с возом. Как увидал его купеческий сын, тотчас выскочил из кибитки и сунулся ничком в снег, ажио дрожит с испугу!

«Что с ним сталося? Не попритчилось ли?» —подумал встречный мужик, подошел к купеческому сьшу и стал подымать его на ноги:

—  Вставай, брат!

—  Отвяжись от меня! Уж один рыжий надул меня, и ты надуешь.

—  Полно, брат! Рыжий да красный всякий бывает: бывает плут, бывает и добрый человек. Да кто тебя обманул-то?

—  Так и так, рыжий целовальник из соседнего села.

—  Воротись со мной; я с ним сделаюсь.

Вот приехали они в кабак; мужик тотчас окинул глазом всю избу, увидал: под матицей баранья лопатка висит, подошел к целовальнику, спросил рюмку водки, да тут же бьет его по плечу и говорит:

—  Продай-ка мне эту лопаточку!

—  Купи.

—  Что возьмешь?

—  Рубль серебра.

Мужик выкинул целковый; после вынул из-за пазухи широкий нож и дает купеческому сыну в руки:

—  На, брат, вырежь у него лопатку — мне на закуску.

—  Что ты!—говорит целовальник.—Я тебе баранью лопатку продал, а не эту.

—  Рассказывай! Меня, брат, не проведешь, как этого купеческого сына; не на таковского напал!

Целовальник просить да молить, чуть не в ноги кланяется.

—  Ну, так и быть! —сказал мужик.— Отпущу тебя, коли воротишь купеческому сыну все деньги сполна.

Целовальник отдал назад триста рублев; а мужик того и добивался.

—  Вот видишь,— говорит купеческому сыну,— рыжий да красный всякий бывает: бывает и плут, бывает и добрый человек. Поезжай теперь с богом!

А купеческий сын только и думает, как бы скорее убраться; сел в кибитку, погоняет лошадей и говорит сам с собой об мужике:

—  Слава богу, вырвался! Целовальник рыжий плутоват, а этот еще плутоватей; коли б с ним связался, кажись, он с меня с живого бы кожу снял!

***

Жил-был бедный мужик; детей много, а добра—всего один гусь. Долго берег он этого гуся, да голод не тетка: до того дошло, что есть нечего: вот мужик и зарезал гуся; зарезал, зажарил и на стол поставил. Все бы хорошо, да хлеба нет, а соли не бывало. Говорит хозяин своей жене:

—  Как станем мы есть без хлеба, без соли? Лучше я отнесу гуся-то к барину на поклон да попрошу у него хлеба.

—  Ну что ж, с богом! Приходит к барину:

—  Принес вашей милости гуська на поклон; чем богат, тем и рад. Не побрезгуй, родимый!

—  Спасибо, мужичок, спасибо! Раздели же ты гуся промеж; нас без обиды!

А у того барина была жена, да два сына, да две дочери — всего было шестеро. Подали мужику нож; стал он кроить, гуся делить. Отрезал голову и дает барину:

—  Ты,— говорит,— всему в доме голова, так тебе голова и следует.

Отрезал гузку, дает барыне:

—  Тебе дома сидеть, за домом смотреть; вот тебе гузка!

Отрезал ноги, дает сыновьям:

—  А вам по ножке, топтать отцовские дорожки! Дочерям дал по крылышку:

—  Вам с отцом, с матерью недолго жить; вырастете— прочь улетите. А я,— говорит,— мужик глуп, мне глодать хлуп!

Так всего гуся и выгадал себе.

Барин засмеялся, напоил мужика вином, наградил хлебом и отпустил домой.

Услыхал про то богатый мужик, позавидовал бедному, взял — зажарил целых пять гусей и понес к барину.

—  Что тебе, мужичок? — спрашивает барин.

—  Да вот принес вашей милости на поклон пять гуськов.

—  Спасибо, братец! Ну-ка раздели промеж нас без обиды.

Мужик и так и сяк; нет, не разделишь поровну! Стоит да в затылке почесывает. Послал барин за бедным мужиком, велел ему делить. Тот взял одного гуся, отдал барину с барыней и говорит:

—  Вы теперь, сударь, сам-третей!

Отдал другого гуся двум сыновьям, а третьего—двум дочерям:

—  И вы теперь сам-третей! Остальную пару гусей взял себе:

—  Вот и я сам-третей! Барин говорит:

—  Вот молодец, так молодец! Сумел всем поровну разделить и себя не забыл.

Тут наградил он бедного мужика своею казною, а богатого выгнал вон.

***

Повез бедный мужичок дрова продавать. Встречает его богатый да чванный.

—  Эй, постой! Что на базар везешь?

—  Солому.

—  Врешь, дурак! Какая солома — это дрова!

—  Ну, коли сам видишь, так неча и спрашивать! У тебя глаза не вылезли!

Сказал бедный и поехал своей дорогой. На другой день идет богатый да чванный по улице с приятелем.

—  Так и так,—рассказывает ему,—разобидел меня бедный мужичишка!

А бедный как тут—едет опять навстречу.

—  Вот он — вчерашний мужик-то!—говорит богатый.

—  Нет, врешь! —отвечает ему бедный.— Я не вчерашний: скоро сорок лет стукнет, как я живу на белом свете.

***

Шли проселком нищие — старик да старуха; стали подходить к деревне. Старик говорит:

—  Я здесь молока попрошу!          Старуха в ответ:

—  А я в молоко хлеба накрошу!

Старик ухватил старуху и давай бить да приговаривать:

—  Не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет, не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет!

Пришли в деревню, а молока никто не дал.

***

Повезла баба в город кринку масла продавать; время-то шло к масленой. Нагоняют ее два солдата: один позади остался, а другой вперед забежал и просит бабу:

—  Эй, тетка, подпояшь меня, пожалуйста. Баба слезла с воза и принялась подпоясывать.

—  Да покрепче подтяни! Баба подтянула покрепче.

—  Нет, это туго; ослабь маленько. Отпустила послабже.

—  Уж это больно слабо будет: закрепи потуже. Пока завязывала баба пояс то крепче, то слабже, другой солдат успел утащить кринку с маслом и убрался себе подобру-поздорову.

—  Ну, спасибо тебе, тетка! Подпоясала ты меня на всю масленицу,— говорит солдат.

—  На здоровье, служба!

Приехала баба в город, хвать— а масла как не бывало!

***

Пришел солдат с походу на квартиру и говорит хозяйке:

—  Здравствуй, божья старушка! Дай-ка мне чего-нибудь поесть.

А старуха в ответ:

—  Вон там на гвоздике повесь.

—  Аль ты совсем глуха, что не чуешь?

—  Где хошь, там и заночуешь.

—  Ах, ты, старая ведьма, я те глухоту-то вылечу!— И полез было с кулаками:—Подавай на стол!

—  Да нечего, родимый!

—  Вари кашицу!

—  Да не из чего, родимый!

—  Давай топор; я из топора сварю.

«Что за диво!—думает баба.—Дай посмотрю, как из топора солдат кашицу сварит».

Принесла ему топор; солдат взял, положил его в горшок, налил воды и давай варить.

Варил, варил, попробовал и говорит:

—  Всем бы кашица взяла, только б малую толику круп подсыпать!

Баба принесла ему круп.

Опять варил, варил, попробовал и говорит:

—  Совсем бы готово, только б маслом сдобрить! Баба принесла ему масла.

Солдат сварил кашицу:

—  Ну, старуха, теперь подавай хлеба да соли да принимайся за ложку; станем кашицу есть.

Похлебали вдвоем кашицу. Старуха спрашивает:

—  Служивый! Когда же топор будем есть?

—  Да, вишь, он еще не уварился,—отвечал солдат,— где-нибудь на дороге доварю да позавтракаю.

Тотчас припрятал топор в ранец, распростился с хозяйкою и пошел в иную деревню.

Вот так-то солдат и кашицы поел, и топор унес!

***

Купил мужик гуся к празднику и повесил в сенях. Проведали про то двое солдат; один взобрался на крышу гуся добывать, а другой вошел в избу.

—  Здорово, хозяин!

—  Здорово, служба!

—  Благослови колядовать!

—  Колядуй, добрый человек!

Солдат начал:

А в лесе, в лесе 
Солдат на стреси; 
Стреху продрал, 
Гуся забрал. 
Святой вечер!

А хозяину и невдогад, что солдат прямо в глаза ему смеется,

—  Спасибо тебе, служивый! Я,— говорит,—такой коляды отроду не слыхивал.

—  Ничего, хозяин, завтра сам ее увидишь. Наутро полезла хозяйка за гусем, а гусем и не пахнет давно!

***

У мужика в сенях висел кусок сала. Один солдат взобрался на чердак; другой вошел в избу:

—  Здравствуй, бабушка! Скажи, пожалуйста, как у вас звонят?

—  Неужели ж ты не слыхивал?

—  Не доводилось, бабушка!

—  У нас звонят: тень-бом! тень-бом!

—  А у нас: тини-тини, по-тя-ги-вай, на сто-ро-ну по-гля-ды-вай!

—  Хорошо и этак!—говорит баба.

Ну, пока один звонил, другой (солдат) сало стащил.

***

Бедный мужик, идучи по чистому полю, увидал под кустом зайца, обрадовался и говорит:

— Вот когда заживу домком-то! Возьму этого зайца, убью плетью да продам за четыре алтына, на те деньги куплю свинушку, она принесет мне двенадцать поросеночков; поросятки вырастут, принесут еще по двенадцати; я всех приколю, амбар мяса накоплю; мясо продам, а на денежки дом заведу да сам оженюсь; жена-то родит мне двух сыновей, Ваську да Ваньку. Детки станут пашню пахать, а я буду под окном сидеть да порядки давать: эй вы, ребятки, крикну, Васька да Ванька, шибко людей на работу не туганьте, видно, сами бедно не живали!

Да так-то громко крикнул мужик, что заяц испугался и убежал, а дом со всем богатством, с женой и с детьми пропал!

***

Мужик стащил в лавке куль пшеничной муки; захотелось к празднику гостей зазвать, пирогами попотчевать. Принес домой муку, да и задумался:

—  Жена! —говорит он своей бабе.— Муки-то я украл, да боюсь—узнают, спросят: отколь ты взял такую белую муку?

—  Не кручинься, мой кормилец, я испеку из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржаных.

***

Пришла в кабак баба и спрашивает о своем муже:

—  Не был ли здесь мой пьяница?

—  Был.

—  Ах, подлец, ах, разбойник! На сколько он выпил?

—  На пятак.

—  Ну так давай мне на гривну.

***

Выдали девку замуж; она сидит и воет: — Свет-то моя крашенина, у матушки на печи осталась!

—  Какая крашенина? Много ли аршин?

—  Да я в квасу хлеба накрошила густо-нагусто, и с лучком и с маслицем!

***

У одной бабы был муж глухой. Раз как-то вздумалось ей приласкаться к мужу. Вот она и говорит ему:

—  Ох ты моя защита и оборона!

—  Как, я ощипана ворона? Ах ты, такая-сякая!—И отколотил жену.

—  Что ты, глухой черт!—закричала баба.—Разбойник, обидчик этакой!

—  Вот давно бы так!—сказал муж.

***

Давно было. Не стало на селе попа. Согласились мужики избрать попа миром, выбрали и пошли к дяде Пахому.

— Пахом,— говорят ему,— а Пахом! Будь ты у нас на селе попом.

Пахом и стал попом, да то беда: ни службы не знает, ни петь, ни читать не умеет.

Вот однажды собрались миряне в церковь, а в тот день был большой у бога праздник. Пахом вьшосит книгу и спрашивает:

— Православные! Знаете ли вы эту книгу?

—  Знаем, батька, знаем. Еще покойный поп все,

бывало, ее читал.

—  Ну, коли знаете, нечего вам ее и читать.

Выносит другую:

—  Православные! А эту книгу знаете?

—  Нет, батька, этой не знаем.                               

—  Ну, так что ж вам ее и читать!

***

Повез мужик в город три четверти ржи продавать. Подъезжает к заставе. Обступили его мошенники:

—  Стой! Как тебя зовут?

—  Егором, родимые!

—  Эх, брат! Недавно у нас четыре Егора церковь обокрали; троих-то нашли, а четвертого все ищут! Смотри ж, коли где тебя спросят: как зовут? — говори: без четверти Егор; а не то свяжут да в тюрьму посадят.

—  Спасибо, родимые, спасибо, что научили! Приехал мужик на подворье, хватился, а четверти ржи как не бывало! На заставе стащили.

***

В одном селе жил-был старик, да такой скупой, прижимистый! Как сядет за стол, нарежет хлеба, сидит да на снох посматривает: то на ту, то на другую, а сам ничего не ест. Вот, глядя на него, и снохи тоже поглазеют-поглазеют, да и полезут вон из-за стола голодные. А старик опосля, только что уйдут они по работам, втихомолку наестся, напьется и разляжется на печи сытехонек.

Вот однова отпросилась меньшая сноха и пошла к своему отцу, к матери и стала жаловаться на свекра:

—  Такой-де лютый, ненавистный! Жить нельзя! Совсем есть не дает, все ругается: ненаеды вы этакие!

—  Хорошо,— говорит ей отец,—я приду к вам в гости, сам посмотрю ваши порядки.

И погодя денек-другой пришел он к старику вечером.

—  Здорово, сват!

—  Здорово!

—  Я к тебе в гости; рад ли мне?

—  Рад не рад, делать нечего; садись, так и гость будешь!

—  Как моя дочушка живет, хорошо ли хлеб жует?

—  Ништо, живет себе!

—  Ну-ка, сватушка, соловья баснями не кормят; давай-ка поужинаем, легче говорить будет.

Сели за стол; старик нарезал хлеба, сам не ест — сидит, все на снох глядит.

—  Эх, сват! —говорит гость.— Это не по-нашему; у нас нарезал хлеба да поел, еще нарезал—и то поел. Ну вы, бабы молодые, больше хлеба ешьте, здоровее будете!

После ужина стали спать укладываться.

—  Ты, сват, где ляжешь? — спрашивает хозяин. — Я лягу на кутничке.

—  Что ты! Я тут завсегда сплю,— говорит старик. Вишь, в кутё у него спрятаны были яйца, хлеб и молоко; ночью, как заснут в избе, он украдкою встанет и наестся вдоволь. Сват это дело заприметил.

—  Как хочешь,—говорит,— а я лягу на кутничке. Вот улеглися все спать. В самую как есть полночь

старик ползком-ползком да прямо в залавок — скрип! А гость еще с вечера припас про него большой ремённый кнут; как вытянет свата раз, другой, третий— сам бьет да приговаривает: — Брысь, окаянная, брысь!

Пришлось старику не евши спать. Вот так-то прогостил сват у свата целых три дня и заставил надолго себя помнить.

Проводил его старик, и с тех пор полно—перестал у снох во рту куски считать.

***

Шел солдат домой на побывку и забрел к оному мужику ночь ночевать.

—  Здравствуй, хозяин! Накорми и обогрей прохожего!

—  Ну что ж, садись за стол, гость будешь! Солдат снял тесак да ранец, помолился образам и уселся за стол; а хозяин налил стакан горького и говорит:

—  Отгадай, служба, загадку — стакан вина поднесу; не отгадаешь — оплеуха тебе!

—  Изволь, сказывай загадку.

—  А что значит чистота?

Солдат подумал-подумал и вымолвил:

—  Хлеб чист, значит, он и чистота.                         Мужик хлоп его по щеке.

—  Что ж ты дерешься? Нас бьют да вину сказывают.

—  Чистота, брат, кошка: завсегда умывается! А что значит благодать?

Солдат опять подумал-подумал и говорит:

—  Знамое дело, хлеб — благодать! Мужик хлоп его в другой раз:

—  Врешь, брат служба! Благодать—вода. Ну, вот тебе последняя загадка: что такое красота?

Солдат опять свое:

—  Хлеб,— говорит,— красота!

—  Врешь, служба; красота — огонь; вот тебе и еще оплеуха! Теперь полно, давай ужинать.

Солдат ест да про себя думает: «Сроду таких оплеух не видал, и на службе царской того не было; постой же, я тебе и сам удружу; будешь меня помнить!»

Поужинали и легли спать. Солдат выждал ни много ни мало времечка; видит, что хозяева заснули, слез с полатей, поймал кошку, навязал ей на хвост пакли, паклю-то зажег, да кошку на чердак погнал; бросилась она туда со всех четырех ног и заронила огонь в солому; вмиг загорелась изба, и пошло драть!

Солдат наскоро оделся, подошел к хозяину и давай в спину толкать.

—  Что ты, служивый?

—  Прощай, хозяин! Иду в поход.

—  Ступай с богом!

—  Да вот тебе на прощанье загадка: взяла чистота красоту, понесла на высоту; коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хати! Отгадывай!—сказал солдат и пошел со двора.

Пока мужик ломал себе голову, что бы такое значили солдатские речи, загорелся потолок.

—  Воды! Воды! —кричит хозяин, а воды-то в доме ни капли нет; так все и сгинуло.

—  Ну, правду солдат загадал: коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хати!

Отольются кошке мышиные слезки!

***

Одна глупая баба приехала на ярмарку купить образ Временной Пятницы. Приходит в балаган к разносчику:

—  Дядюшка, покажи-ка мне образ Временной Пятницы!

Вместо того показывает он ей Егория Храброго.

—  Дядюшка! Да отчего же она, матушка, на коне?

—  Экая ты, баба, дура! Оттого она и называется Временною, что иной раз пешком ходит, а временем на коне ездит. Вишь, конь-то так копытища и задирает!

***

Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывала змию кукиш:

— Вот тебе, Егорий, свечка; а тебе шиш, окаянному!

Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел; явился к ней во сне и стал стращать:

—  Ну уж попадись ты только ко мне в ад, натерпишься муки!

После того баба ставила по свечке и Егорию и змию. Люди и спрашивают, зачем она это делает?

—  Да как же, родимые! Ведь незнамо еще куда попадешь: либо в рай, либо в ад!

***

Орал мужик в поле, выорал самоцветный камень.

Идет домой, а навстречу ему сосед, такой стародревний. Показал ему камень:

—  Кому гож?

—  Неси,— говорит,— к царю.

Понес; приходит во дворец и повстречал генерала. Поклонился ему до земли:

—  Батюшка! Доведи до царя.

—  Зачем тебе нужно?

—  Несу из деревни подарок.

—  Ну, мужичок, чем царь тебя наградит, отдай мне половину; а не хочешь — вовек не дойти тебе до царя.

Мужик согласился. Вот генерал довел его до самого царя.

—  Благодарю, мужичок!—говорит царь.— Вот тебе в награду за то две тысячи рублей.

Мужик пал на колени:

—  Не надо мне, царь-государь, иной награды, кроме пятидесяти стежей в спину.

Возжалел его царь и приказал дать ему пятьдесят стежей легонько. А мужик зачал считать; как дали двадцать пять, он и закричал:

—  Полно, будет с меня; другая половина посулена тому, что довел меня до вашего царского величества.

Ну, того позвали и сполна отсчитали половину награды, как следовало; только он не рад был такой награде! Царь поблагодарил мужичка и подарил ему целых три тысячи.

***

Был в одной помещичьей деревне управляющий-немец, праздников наших не почитал и завсегда заставлял мужиков работать. Приходит к нему однажды староста и говорит:

—  Завтра у нас праздник, работать нельзя.

—  Какой там праздник выдумал?

—  Да святого Николы, батюшка!

—  А где он? Покажь мне его! Староста принес образ.

—  Ну, это доска! —говорит немец.—Мне она ничего не сделает, и сам буду работать, и вы не ленитесь.

Вот мужики и придумали сыграть с немцем шутку; опять приходит к нему староста:

—  У нас, батюшка, завтра праздник.

—  Какой праздник?

—  Да преподобного шерстня!

—  А где он? Покажь!

Староста привел его к старому дуплу, где шерстни водились:

—  Вот он!

Немец стал заглядывать в щели, а шерстни так и гудят!

—  Ишь,— говорит немец,—как песни-то распевает! Али водочки хлебнул? Ну, да я его не боюсь, все-таки прикажу работать.

Пока немец рассуждал, шерстни вылетели и давай его жалить.

—  Ай-ай! —закричал он во всю мочь.— Право слово—не велю работать, и сам не стану; пускай мужики хоть всю неделю гуляют.