![]() |
Народные Русские Сказкисобранные Александром Афанасьевым |
|
Народные анекдотыРаз зимою ехали по Волге-реке извозчики. Одна лошадь заартачилась и бросилась с дороги в сторону; извозчик тотчас погнался за нею и только хотел ударить кнутом, как она попала в майну и пошла под лед со всем возом. — Ну, моли бога, что ушла,— закричал мужик,— а то я бы нахлестал тебе бока-то! *** Поехал молодой мужик на промыслы, а жена пошла его провожать; прошла с версту и заплакала. — Не плачь, жена, я скоро приеду. — Да разве я о том плачу? У меня ноги озябли! *** Прибили одного дурня ночью, и стали ему на другой день смеяться. — Ну,— говорит он,— молите бога, что ночь была светлая; а то я выкинул бы вам штуку! — Какую, скажи, пожалуй? — Я бы спрятался! *** Трое прохожих пообедали на постоялом дворе и отправились в путь. — А что, ребята, ведь мы, кажется, дорого за обед заплатили? — Ну, я хоть и дорого заплатил,— сказал один,— зато недаром! — А что? — А разве вы не приметили? Только хозяин засмотрится, я сейчас схвачу из солоницы горсть соли, да в рот, да в рот! *** Овдовел мужик, пришлось самому хлебы ставить. Вот он замесил в деже тесто и вышел куда-то. В сумерках воротился, хотел было вздуть огонь, как услышал, что кто-то пыхтит; а это хлебы кисли. «Недавно,— думает себе,— ушел, а кто-то уж забрался в избу!»—и впотьмах наступил на кочергу. Она ударила его в лоб, он закричал: — Сделай милость, не дерись, ведь я тебе ничего не сделал!—а сам ну пятиться вон из избы. На беду, нога разулась, и мужик при выходе прихлопнул оборку дверью и упал. — Батюшка, отпусти! Не держи меня, право слово—ничего тебе не сделаю! *** Богатый купец часто зазывал к себе всяких людей, поил, кормил, угощал; только коли кто скажет ему противное — того непременно поколотит. Раз зазвал он к себе ямщика. Тот отпряг лошадей, вошел в хоромы и после долгого угощения сказал: — Довольно, хозяин! Мне пора ехать. Купец давай его бить, так что ямщик едва вырвался и стал запрягать лошадей. Купец за ним. Ямщик нарочно начал дугу вкладывать кольцом назад. Купец закричал: — Не так вкладываешь! А ямщик давай его бить да приговаривать: — Не твое дело указывать! Не твое дело указывать! *** Какой-то мужик купил полуштоф вина, выпил зараз — ничего; купил еще косушку— все не пьян; выпил еще шкалик — и опьянел. И начал тужить: — Зачем покупал я полуштоф да косушку? Лучше б прямо купил шкалик—с него б меня и так разобрало! *** Один мужичок охотник был драться; зазвал к себе в гости мужика, велел хозяйке собрать на стол, велит гостю садиться за стол. Тот отговаривается:—Что ты, Демьян Ильич, беспокоишься напрасно? Демьян Ильич ему плюху, да и по щеке, и говорит: — В чужом доме хозяина слушай! Тому нечего делать, сел за стол, потчует его; он ест. Хозяин начал рушать хлеба много. Мужик и говорит: — Куда ты, Демьян Ильич, столько хлеба нарушиваешь? Демьян Ильич и другу ему чику. — Не указывай,— говорит,— в чужом доме! Делай то, чего хозяин велит. Мужик не рад стал: ежели потчует — не ест, не слушает Демьяна. Тот его бьет да приговаривает: — В чужом дому хозяина слушай! На эту пору ниоткуда возьмись — другой детина, только в невзрачной лопотине, а парень бойкий, без спросу отворяет ворота, заезжает в ограду; а Демьян вышел на крыльцо, кланяется: — Милости просим, милости просим!—Охота и этого побить! Детина — неробкий, снимает шапку и говорит: — Извини, Демьян Ильич, я не спросился — заехал. — Ничего, ничего! Милости просим в избу. Детина вошел. Хозяин и его садит за стол, жене велит ставить ествов, нести хлеба, так и потчует! А детина ест да ест, не перечит. Демьян сколько ни бился—детина ни в чем не перечит: не удалось ему ударить. Он и пошел на проделки, вынес хорошее, самое лучшее платье, говорит детине: — Скидай то, надевай вот это! Думает сам: «Ужо-де отпираться станет, я его выколочу». Детина не прекословит, надевает. Демьян то, другое подсунет; детина все не спорит. Вывел хорошую лошадь, обседлал в лучшее седло, надел добру узду и говорит детине: — Садись на мою лошадь; твоя-то худая! Ужо да не станет ли перечить? Детина сел. Демьян велит ехать; тот молчит, понужил лошадь, выехал из ограды и говорит: — Прощай, Демьян! Не черт пихал, сам попал! И уехал—поминай как звали: только и было! Демьян посмотрел вслед, хлопнул руками, да и сказал: — Ну, видно, нашла коса на камень! Дурак же я—хотел побить, да лошадь и пробил! Может, лошадь-то со сбруей-то сот полуторых стоила. *** Жил-был барин; вышел однажды на базар и купил себе канарейку за пятьдесят рублей. Случилось быть при этом мужику; пришел мужик домой и говорит своей бабе: — Знаешь ли что, жена? — А что? — Ходил я сегодня на базар; там был и барин, и купил он себе малую пташку—пятьдесят рублей заплатил. Дай-ка я понесу к нему своего гусака: не купит ли? — Понеси! Вот взял мужик гусака и понес к барину. Приносит: — Купи, барин, гусака. — А что стоит? — спросил барин. — Сто рублей. — Ах ты, болван! — Да коли ты за малую пташку не пожалел пятидесяти, так за эту и сотня дешево! Барин рассердился, прибил мужика и отобрал у него гуся даром. — Ну, ладно,— сказал мужик,— попомнишь ты этого гусака! Воротился домой, снарядился плотником, взял в руки пилу и топор и опять пошел; идет мимо барского дома и кричит: — Кому теплы сени работать? Барин услыхал, зовет его к себе: — Да сумеешь ли ты сделать? — Отчего не сделать; вот тут неподалечку растет теплый лес: коли из того лесу да выстроить сени, то и зимой топить не надо. — Ах, братец,— сказал барин,— покажи мне этот лес поскорее. — Изволь, покажу. Поехали они вдвоем в лес. В лесу мужик срубил огромную сосну и стал ее пластать на две половины; расколол дерево с одного конца и ну клин вбивать, а барин смотрел, смотрел, да спроста и положил руку в щель. Только он это сделал, как мужик вытащил клин назад и накрепко защемил ему руку. Потом взял ременную плетку и начал его дуть да приговаривать: — Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери гусака! Уж он его дул, дул! Вволю натешился и сказал: — Ну, барин, бил я тебя раз, прибью и в другой, коли не отдашь гусака да сотню рублей в придачу. Сказал и ушел, а барин так и пробыл до вечера: дома-то поздно хватились его, да пока нашли да из тисков высвободили — времени и многонько ушло! Вот барин захворал, лежит на постели да охает; а мужик нарвал трав, цветов, обтыкался ими кругом, обрядился дохтуром и опять идет мимо барского двора и кричит: — Кого полечить? Барин услыхал, зовет его: — Ты что за человек? — Я дохтур; всякую болезнь снимаю. — Ах, братец, пожалуйста, вылечи меня! — Отчего не вылечить? Прикажи истопить баню. Тотчас вытопили баню. — Ну,— говорит мужик барину,—пойдем лечиться; только никого не бери с собой в баню, бойся дурного глаза! Пошли они вдвоем в баню; барин разделся. — А что, сударь,— спрашивает дохтур,— стерпишь ли, коли в этаком жару начну тебя мазью пачкать? — Нет, не стерпеть мне!—говорит барин. — Как же быть? Не велишь связать тебя? — Пожалуй, свяжи. Мужик связал его бечевою, взял нагайку и давай валять на обе корки. Уж он валял, валял, а сам приговаривал: — Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери гусака! После, уходя, сказал: — Ну, барин, бил я тебя два раза; прибью и в третий, коли не отдашь гусака да двух сотен рублей на придачу. Барин еле жив из бани вылез, не захотел ожидать третьего раза и отослал мужику и гусака и двести рублей. *** Жил-был купец; у него был сын. Вот однажды посылает он сьша в нижние города товары закупать и на прощанье наказывает: — Смотри же, сынок, будь умен да рассудлив, с рыжим да с красным не связывайся! Поехал купеческий сын в путь-дорогу. День-то был морозный; вот он прозяб и заехал в кабак обогреться; входит — за стойкою сидит рыжий целовальник. — Налей-ка мне,— говорит ему купеческий сын,— стакан доброй наливки. Выпил стакан наливки, и больно пришлась она ему по вкусу: — Вот наливка, так наливка! Ста рублев стоит! Налей-ка еще. Выпил в другой раз — еще лучше показалась: — Ну, брат, этот стакан двух сот стоит. А целовальник себе на уме: какую цену сказывал купеческий сын, ту и на стенку записывал. Пришло дело до расчета. — Сколько тебе? — спрашивает купеческий сын. — Триста рублев. — Что ты, белены объелся? Экую цену заломил! — Не я заломил, ты же сам назначил, да теперь назад пятишься. Только, брат, от меня не отвертишься; коли не заплатишь — с двора не спущу! Нечего делать, заплатил купеческий сын триста рублев, поехал дальше и думает сам с собою: «Вот она правда-то! Водись после того с рыжими да с красными! Недаром отец наказывал; родительское слово пустяшное не бывает». На ту самую пору попадается навстречу рыжий мужик с возом. Как увидал его купеческий сын, тотчас выскочил из кибитки и сунулся ничком в снег, ажио дрожит с испугу! «Что с ним сталося? Не попритчилось ли?» —подумал встречный мужик, подошел к купеческому сьшу и стал подымать его на ноги: — Вставай, брат! — Отвяжись от меня! Уж один рыжий надул меня, и ты надуешь. — Полно, брат! Рыжий да красный всякий бывает: бывает плут, бывает и добрый человек. Да кто тебя обманул-то? — Так и так, рыжий целовальник из соседнего села. — Воротись со мной; я с ним сделаюсь. Вот приехали они в кабак; мужик тотчас окинул глазом всю избу, увидал: под матицей баранья лопатка висит, подошел к целовальнику, спросил рюмку водки, да тут же бьет его по плечу и говорит: — Продай-ка мне эту лопаточку! — Купи. — Что возьмешь? — Рубль серебра. Мужик выкинул целковый; после вынул из-за пазухи широкий нож и дает купеческому сыну в руки: — На, брат, вырежь у него лопатку — мне на закуску. — Что ты!—говорит целовальник.—Я тебе баранью лопатку продал, а не эту. — Рассказывай! Меня, брат, не проведешь, как этого купеческого сына; не на таковского напал! Целовальник просить да молить, чуть не в ноги кланяется. — Ну, так и быть! —сказал мужик.— Отпущу тебя, коли воротишь купеческому сыну все деньги сполна. Целовальник отдал назад триста рублев; а мужик того и добивался. — Вот видишь,— говорит купеческому сыну,— рыжий да красный всякий бывает: бывает и плут, бывает и добрый человек. Поезжай теперь с богом! А купеческий сын только и думает, как бы скорее убраться; сел в кибитку, погоняет лошадей и говорит сам с собой об мужике: — Слава богу, вырвался! Целовальник рыжий плутоват, а этот еще плутоватей; коли б с ним связался, кажись, он с меня с живого бы кожу снял! *** Жил-был бедный мужик; детей много, а добра—всего один гусь. Долго берег он этого гуся, да голод не тетка: до того дошло, что есть нечего: вот мужик и зарезал гуся; зарезал, зажарил и на стол поставил. Все бы хорошо, да хлеба нет, а соли не бывало. Говорит хозяин своей жене: — Как станем мы есть без хлеба, без соли? Лучше я отнесу гуся-то к барину на поклон да попрошу у него хлеба. — Ну что ж, с богом! Приходит к барину: — Принес вашей милости гуська на поклон; чем богат, тем и рад. Не побрезгуй, родимый! — Спасибо, мужичок, спасибо! Раздели же ты гуся промеж; нас без обиды! А у того барина была жена, да два сына, да две дочери — всего было шестеро. Подали мужику нож; стал он кроить, гуся делить. Отрезал голову и дает барину: — Ты,— говорит,— всему в доме голова, так тебе голова и следует. Отрезал гузку, дает барыне: — Тебе дома сидеть, за домом смотреть; вот тебе гузка! Отрезал ноги, дает сыновьям: — А вам по ножке, топтать отцовские дорожки! Дочерям дал по крылышку: — Вам с отцом, с матерью недолго жить; вырастете— прочь улетите. А я,— говорит,— мужик глуп, мне глодать хлуп! Так всего гуся и выгадал себе. Барин засмеялся, напоил мужика вином, наградил хлебом и отпустил домой. Услыхал про то богатый мужик, позавидовал бедному, взял — зажарил целых пять гусей и понес к барину. — Что тебе, мужичок? — спрашивает барин. — Да вот принес вашей милости на поклон пять гуськов. — Спасибо, братец! Ну-ка раздели промеж нас без обиды. Мужик и так и сяк; нет, не разделишь поровну! Стоит да в затылке почесывает. Послал барин за бедным мужиком, велел ему делить. Тот взял одного гуся, отдал барину с барыней и говорит: — Вы теперь, сударь, сам-третей! Отдал другого гуся двум сыновьям, а третьего—двум дочерям: — И вы теперь сам-третей! Остальную пару гусей взял себе: — Вот и я сам-третей! Барин говорит: — Вот молодец, так молодец! Сумел всем поровну разделить и себя не забыл. Тут наградил он бедного мужика своею казною, а богатого выгнал вон. *** Повез бедный мужичок дрова продавать. Встречает его богатый да чванный. — Эй, постой! Что на базар везешь? — Солому. — Врешь, дурак! Какая солома — это дрова! — Ну, коли сам видишь, так неча и спрашивать! У тебя глаза не вылезли! Сказал бедный и поехал своей дорогой. На другой день идет богатый да чванный по улице с приятелем. — Так и так,—рассказывает ему,—разобидел меня бедный мужичишка! А бедный как тут—едет опять навстречу. — Вот он — вчерашний мужик-то!—говорит богатый. — Нет, врешь! —отвечает ему бедный.— Я не вчерашний: скоро сорок лет стукнет, как я живу на белом свете. *** Шли проселком нищие — старик да старуха; стали подходить к деревне. Старик говорит: — Я здесь молока попрошу! Старуха в ответ: — А я в молоко хлеба накрошу! Старик ухватил старуху и давай бить да приговаривать: — Не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет, не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет! Пришли в деревню, а молока никто не дал. *** Повезла баба в город кринку масла продавать; время-то шло к масленой. Нагоняют ее два солдата: один позади остался, а другой вперед забежал и просит бабу: — Эй, тетка, подпояшь меня, пожалуйста. Баба слезла с воза и принялась подпоясывать. — Да покрепче подтяни! Баба подтянула покрепче. — Нет, это туго; ослабь маленько. Отпустила послабже. — Уж это больно слабо будет: закрепи потуже. Пока завязывала баба пояс то крепче, то слабже, другой солдат успел утащить кринку с маслом и убрался себе подобру-поздорову. — Ну, спасибо тебе, тетка! Подпоясала ты меня на всю масленицу,— говорит солдат. — На здоровье, служба! Приехала баба в город, хвать— а масла как не бывало! *** Пришел солдат с походу на квартиру и говорит хозяйке: — Здравствуй, божья старушка! Дай-ка мне чего-нибудь поесть. А старуха в ответ: — Вон там на гвоздике повесь. — Аль ты совсем глуха, что не чуешь? — Где хошь, там и заночуешь. — Ах, ты, старая ведьма, я те глухоту-то вылечу!— И полез было с кулаками:—Подавай на стол! — Да нечего, родимый! — Вари кашицу! — Да не из чего, родимый! — Давай топор; я из топора сварю. «Что за диво!—думает баба.—Дай посмотрю, как из топора солдат кашицу сварит». Принесла ему топор; солдат взял, положил его в горшок, налил воды и давай варить. Варил, варил, попробовал и говорит: — Всем бы кашица взяла, только б малую толику круп подсыпать! Баба принесла ему круп. Опять варил, варил, попробовал и говорит: — Совсем бы готово, только б маслом сдобрить! Баба принесла ему масла. Солдат сварил кашицу: — Ну, старуха, теперь подавай хлеба да соли да принимайся за ложку; станем кашицу есть. Похлебали вдвоем кашицу. Старуха спрашивает: — Служивый! Когда же топор будем есть? — Да, вишь, он еще не уварился,—отвечал солдат,— где-нибудь на дороге доварю да позавтракаю. Тотчас припрятал топор в ранец, распростился с хозяйкою и пошел в иную деревню. Вот так-то солдат и кашицы поел, и топор унес! *** Купил мужик гуся к празднику и повесил в сенях. Проведали про то двое солдат; один взобрался на крышу гуся добывать, а другой вошел в избу. — Здорово, хозяин! — Здорово, служба! — Благослови колядовать! — Колядуй, добрый человек! Солдат начал: А в лесе, в лесе Солдат на стреси; Стреху продрал, Гуся забрал. Святой вечер! А хозяину и невдогад, что солдат прямо в глаза ему смеется, — Спасибо тебе, служивый! Я,— говорит,—такой коляды отроду не слыхивал. — Ничего, хозяин, завтра сам ее увидишь. Наутро полезла хозяйка за гусем, а гусем и не пахнет давно! *** У мужика в сенях висел кусок сала. Один солдат взобрался на чердак; другой вошел в избу: — Здравствуй, бабушка! Скажи, пожалуйста, как у вас звонят? — Неужели ж ты не слыхивал? — Не доводилось, бабушка! — У нас звонят: тень-бом! тень-бом! — А у нас: тини-тини, по-тя-ги-вай, на сто-ро-ну по-гля-ды-вай! — Хорошо и этак!—говорит баба. Ну, пока один звонил, другой (солдат) сало стащил. *** Бедный мужик, идучи по чистому полю, увидал под кустом зайца, обрадовался и говорит: — Вот когда заживу домком-то! Возьму этого зайца, убью плетью да продам за четыре алтына, на те деньги куплю свинушку, она принесет мне двенадцать поросеночков; поросятки вырастут, принесут еще по двенадцати; я всех приколю, амбар мяса накоплю; мясо продам, а на денежки дом заведу да сам оженюсь; жена-то родит мне двух сыновей, Ваську да Ваньку. Детки станут пашню пахать, а я буду под окном сидеть да порядки давать: эй вы, ребятки, крикну, Васька да Ванька, шибко людей на работу не туганьте, видно, сами бедно не живали! Да так-то громко крикнул мужик, что заяц испугался и убежал, а дом со всем богатством, с женой и с детьми пропал! *** Мужик стащил в лавке куль пшеничной муки; захотелось к празднику гостей зазвать, пирогами попотчевать. Принес домой муку, да и задумался: — Жена! —говорит он своей бабе.— Муки-то я украл, да боюсь—узнают, спросят: отколь ты взял такую белую муку? — Не кручинься, мой кормилец, я испеку из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржаных. *** Пришла в кабак баба и спрашивает о своем муже: — Не был ли здесь мой пьяница? — Был. — Ах, подлец, ах, разбойник! На сколько он выпил? — На пятак. — Ну так давай мне на гривну. *** Выдали девку замуж; она сидит и воет: — Свет-то моя крашенина, у матушки на печи осталась! — Какая крашенина? Много ли аршин? — Да я в квасу хлеба накрошила густо-нагусто, и с лучком и с маслицем! *** У одной бабы был муж глухой. Раз как-то вздумалось ей приласкаться к мужу. Вот она и говорит ему: — Ох ты моя защита и оборона! — Как, я ощипана ворона? Ах ты, такая-сякая!—И отколотил жену. — Что ты, глухой черт!—закричала баба.—Разбойник, обидчик этакой! — Вот давно бы так!—сказал муж. *** Давно было. Не стало на селе попа. Согласились мужики избрать попа миром, выбрали и пошли к дяде Пахому. — Пахом,— говорят ему,— а Пахом! Будь ты у нас на селе попом. Пахом и стал попом, да то беда: ни службы не знает, ни петь, ни читать не умеет. Вот однажды собрались миряне в церковь, а в тот день был большой у бога праздник. Пахом вьшосит книгу и спрашивает: — Православные! Знаете ли вы эту книгу? — Знаем, батька, знаем. Еще покойный поп все, бывало, ее читал. — Ну, коли знаете, нечего вам ее и читать. Выносит другую: — Православные! А эту книгу знаете? — Нет, батька, этой не знаем. — Ну, так что ж вам ее и читать! *** Повез мужик в город три четверти ржи продавать. Подъезжает к заставе. Обступили его мошенники: — Стой! Как тебя зовут? — Егором, родимые! — Эх, брат! Недавно у нас четыре Егора церковь обокрали; троих-то нашли, а четвертого все ищут! Смотри ж, коли где тебя спросят: как зовут? — говори: без четверти Егор; а не то свяжут да в тюрьму посадят. — Спасибо, родимые, спасибо, что научили! Приехал мужик на подворье, хватился, а четверти ржи как не бывало! На заставе стащили. *** В одном селе жил-был старик, да такой скупой, прижимистый! Как сядет за стол, нарежет хлеба, сидит да на снох посматривает: то на ту, то на другую, а сам ничего не ест. Вот, глядя на него, и снохи тоже поглазеют-поглазеют, да и полезут вон из-за стола голодные. А старик опосля, только что уйдут они по работам, втихомолку наестся, напьется и разляжется на печи сытехонек. Вот однова отпросилась меньшая сноха и пошла к своему отцу, к матери и стала жаловаться на свекра: — Такой-де лютый, ненавистный! Жить нельзя! Совсем есть не дает, все ругается: ненаеды вы этакие! — Хорошо,— говорит ей отец,—я приду к вам в гости, сам посмотрю ваши порядки. И погодя денек-другой пришел он к старику вечером. — Здорово, сват! — Здорово! — Я к тебе в гости; рад ли мне? — Рад не рад, делать нечего; садись, так и гость будешь! — Как моя дочушка живет, хорошо ли хлеб жует? — Ништо, живет себе! — Ну-ка, сватушка, соловья баснями не кормят; давай-ка поужинаем, легче говорить будет. Сели за стол; старик нарезал хлеба, сам не ест — сидит, все на снох глядит. — Эх, сват! —говорит гость.— Это не по-нашему; у нас нарезал хлеба да поел, еще нарезал—и то поел. Ну вы, бабы молодые, больше хлеба ешьте, здоровее будете! После ужина стали спать укладываться. — Ты, сват, где ляжешь? — спрашивает хозяин. — Я лягу на кутничке. — Что ты! Я тут завсегда сплю,— говорит старик. Вишь, в кутё у него спрятаны были яйца, хлеб и молоко; ночью, как заснут в избе, он украдкою встанет и наестся вдоволь. Сват это дело заприметил. — Как хочешь,—говорит,— а я лягу на кутничке. Вот улеглися все спать. В самую как есть полночь старик ползком-ползком да прямо в залавок — скрип! А гость еще с вечера припас про него большой ремённый кнут; как вытянет свата раз, другой, третий— сам бьет да приговаривает: — Брысь, окаянная, брысь! Пришлось старику не евши спать. Вот так-то прогостил сват у свата целых три дня и заставил надолго себя помнить. Проводил его старик, и с тех пор полно—перестал у снох во рту куски считать. *** Шел солдат домой на побывку и забрел к оному мужику ночь ночевать. — Здравствуй, хозяин! Накорми и обогрей прохожего! — Ну что ж, садись за стол, гость будешь! Солдат снял тесак да ранец, помолился образам и уселся за стол; а хозяин налил стакан горького и говорит: — Отгадай, служба, загадку — стакан вина поднесу; не отгадаешь — оплеуха тебе! — Изволь, сказывай загадку. — А что значит чистота? Солдат подумал-подумал и вымолвил: — Хлеб чист, значит, он и чистота. Мужик хлоп его по щеке. — Что ж ты дерешься? Нас бьют да вину сказывают. — Чистота, брат, кошка: завсегда умывается! А что значит благодать? Солдат опять подумал-подумал и говорит: — Знамое дело, хлеб — благодать! Мужик хлоп его в другой раз: — Врешь, брат служба! Благодать—вода. Ну, вот тебе последняя загадка: что такое красота? Солдат опять свое: — Хлеб,— говорит,— красота! — Врешь, служба; красота — огонь; вот тебе и еще оплеуха! Теперь полно, давай ужинать. Солдат ест да про себя думает: «Сроду таких оплеух не видал, и на службе царской того не было; постой же, я тебе и сам удружу; будешь меня помнить!» Поужинали и легли спать. Солдат выждал ни много ни мало времечка; видит, что хозяева заснули, слез с полатей, поймал кошку, навязал ей на хвост пакли, паклю-то зажег, да кошку на чердак погнал; бросилась она туда со всех четырех ног и заронила огонь в солому; вмиг загорелась изба, и пошло драть! Солдат наскоро оделся, подошел к хозяину и давай в спину толкать. — Что ты, служивый? — Прощай, хозяин! Иду в поход. — Ступай с богом! — Да вот тебе на прощанье загадка: взяла чистота красоту, понесла на высоту; коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хати! Отгадывай!—сказал солдат и пошел со двора. Пока мужик ломал себе голову, что бы такое значили солдатские речи, загорелся потолок. — Воды! Воды! —кричит хозяин, а воды-то в доме ни капли нет; так все и сгинуло. — Ну, правду солдат загадал: коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хати! Отольются кошке мышиные слезки! *** Одна глупая баба приехала на ярмарку купить образ Временной Пятницы. Приходит в балаган к разносчику: — Дядюшка, покажи-ка мне образ Временной Пятницы! Вместо того показывает он ей Егория Храброго. — Дядюшка! Да отчего же она, матушка, на коне? — Экая ты, баба, дура! Оттого она и называется Временною, что иной раз пешком ходит, а временем на коне ездит. Вишь, конь-то так копытища и задирает! *** Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывала змию кукиш: — Вот тебе, Егорий, свечка; а тебе шиш, окаянному! Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел; явился к ней во сне и стал стращать: — Ну уж попадись ты только ко мне в ад, натерпишься муки! После того баба ставила по свечке и Егорию и змию. Люди и спрашивают, зачем она это делает? — Да как же, родимые! Ведь незнамо еще куда попадешь: либо в рай, либо в ад! *** Орал мужик в поле, выорал самоцветный камень. Идет домой, а навстречу ему сосед, такой стародревний. Показал ему камень: — Кому гож? — Неси,— говорит,— к царю. Понес; приходит во дворец и повстречал генерала. Поклонился ему до земли: — Батюшка! Доведи до царя. — Зачем тебе нужно? — Несу из деревни подарок. — Ну, мужичок, чем царь тебя наградит, отдай мне половину; а не хочешь — вовек не дойти тебе до царя. Мужик согласился. Вот генерал довел его до самого царя. — Благодарю, мужичок!—говорит царь.— Вот тебе в награду за то две тысячи рублей. Мужик пал на колени: — Не надо мне, царь-государь, иной награды, кроме пятидесяти стежей в спину. Возжалел его царь и приказал дать ему пятьдесят стежей легонько. А мужик зачал считать; как дали двадцать пять, он и закричал: — Полно, будет с меня; другая половина посулена тому, что довел меня до вашего царского величества. Ну, того позвали и сполна отсчитали половину награды, как следовало; только он не рад был такой награде! Царь поблагодарил мужичка и подарил ему целых три тысячи. *** Был в одной помещичьей деревне управляющий-немец, праздников наших не почитал и завсегда заставлял мужиков работать. Приходит к нему однажды староста и говорит: — Завтра у нас праздник, работать нельзя. — Какой там праздник выдумал? — Да святого Николы, батюшка! — А где он? Покажь мне его! Староста принес образ. — Ну, это доска! —говорит немец.—Мне она ничего не сделает, и сам буду работать, и вы не ленитесь. Вот мужики и придумали сыграть с немцем шутку; опять приходит к нему староста: — У нас, батюшка, завтра праздник. — Какой праздник? — Да преподобного шерстня! — А где он? Покажь! Староста привел его к старому дуплу, где шерстни водились: — Вот он! Немец стал заглядывать в щели, а шерстни так и гудят! — Ишь,— говорит немец,—как песни-то распевает! Али водочки хлебнул? Ну, да я его не боюсь, все-таки прикажу работать. Пока немец рассуждал, шерстни вылетели и давай его жалить. — Ай-ай! —закричал он во всю мочь.— Право слово—не велю работать, и сам не стану; пускай мужики хоть всю неделю гуляют. |